Мэгги О`Фаррелл - Рука, что впервые держала мою
Мать Теда небрежно машет рукой:
— Где-то здесь. Как-нибудь покажу.
Слова застревают у Элины в горле. Вот чудеса! Она в комнате матери Теда, в ее платье, а рядом — Джексон Поллок, спрятанный в угол, будто хлам с распродажи, а они рассуждают о бесценной коллекции, как о безделушках.
— Да, — отвечает она с трудом, — хотелось бы взглянуть.
Мать Теда вежливой улыбкой дает понять, что разговор окончен.
— А как твоя работа, движется?
Элина задумывается. Работа? Какая работа?
— Нет, сейчас не до того. — Она запускает руку в волосы, не в силах отвести взгляд от полоски холста.
— Пойдем вниз?
— Да, конечно. — Элина поворачивает к двери, но взгляд возвращается к картине. — Вот что, послушайте, миссис Р…
— Ах, ради бога, — перебивает мать Теда, выскользнув из комнаты и распахнув перед Элиной дверь, — прошу тебя, называй меня просто Марго.
* * *Лекси сидит за столом в редакции «Курьера», постукивая ручкой о корпус телефона. Потом, схватив трубку, набирает номер.
— Феликс? Это я.
— Дорогая, — слышится в трубке, — я как раз думал о тебе. Ну что, увидимся вечером?
— Нет, у меня срочная работа.
— Я к тебе приду, попозже.
— Нет. Не слышал, что я сказала? У меня срочная работа. Сяду за машинку, как только Тео уснет.
— А-а.
— А хочешь, приходи, приготовь ему ужин. Я начну раньше.
Недолгое молчание.
— Что ж, — начинает Феликс, — пожалуй, смогу. Но дело вот в чем…
— Ладно, не надо, — нетерпеливо отвечает Лекси. — А можешь меня выручить?
— Все, что хочешь.
— Меня посылают в Ирландию, взять интервью у Юджина Фитцджеральда.
— А кто это?
— Скульптор. Величайший из ныне живущих. Редкая удача, что он согласился дать интервью…
— Ясно.
— Значит, — Лекси не слушает: она должна договорить, сейчас или никогда, — мне нужно ехать, и я хотела узнать, не мог бы ты присмотреть за Тео.
Снова молчание, на сей раз потрясенное.
— За Тео? — переспрашивает Феликс.
— За нашим сыном, — поясняет Лекси.
— Да, но… видишь ли… А твоя итальянка?
— Миссис Галло? У нее не получится, я уже спрашивала. К ней приезжают родственники.
— Понятно. Видишь ли, я бы с радостью, честное слово. Но дело в том, что…
— Все, — перебивает Лекси, — забудь. Я и так сомневалась, стоит ли тебя просить, но раз тебе противна даже мысль о том, чтобы присмотреть за ним три дня, — просто выкинь это из головы.
В трубке слышен вздох:
— Разве я что-нибудь такое говорил? Разве я ответил нет?
— Все и без твоих слов ясно.
— Ты сказала — три дня?
— Я сказала, забудь. Я передумала. Попрошу кого-нибудь другого.
— Дорогая, я присмотрю за ним, конечно. С удовольствием.
На этот раз Лекси медлит, пытаясь понять, искренне ли он говорит, нет ли в его словах подвоха.
— Наверняка мама приедет из Саффолка, — продолжает Феликс. — Ей это в радость. Знаешь ведь, она души не чает во внуке.
Лекси задумчиво хмыкает. Мать Феликса всех удивила — несмотря на свой первоначальный ужас от того, что Феликс и Лекси не женаты, стала заботливой бабушкой и по первому зову, отложив собрания женского клуба и варку варенья, мчалась в Лондон повидать Тео и погулять с ним, если Лекси нужно работать. Положа руку на сердце, Лекси рассчитывала на ее приезд. Она ни за что не доверила бы Тео одному Феликсу. Одному богу известно, что могло бы приключиться с ребенком. Другое дело Джеральдина, с ее шелковыми платками и резиновыми ботами, — само спокойствие и надежность. И Тео ее обожает. Но Лекси все еще злится на Феликса за то, что он согласился с такой неохотой.
— Подумаю, — отвечает она.
— Отлично, — говорит Феликс, и по голосу слышно, что он улыбается. — Поговорю с мамой, ладно? Узнаю, согласится ли старушка.
— Как хочешь, — отвечает Лекси и вешает трубку.
Как выясняется, Джеральдина Рофф занята. Ей, к сожалению, никак нельзя отложить дела церковные, надо выстирать напрестольную пелену… в подробности Лекси не вникала. Итак, придется взять Тео с собой, другого выхода нет. Начало февраля. Англия окутана туманом, всюду слякоть, на тротуарах кучи грязного снега. Лекси едет поездом в Холихед, а оттуда — ночным паромом в Корк. Паром качается на серо-стальных волнах Ирландского моря, а Лекси, стоя у борта, натягивает Те о вязаную шапочку по самые уши, укутывает его в одеяло. Паром прибывает в Корк в предрассветной синеве, под моросящим дождиком. Лекси меняет Тео подгузник на полу портового туалета. Тео, возмущенный подобной бесцеремонностью, кричит и брыкается, несколько женщин останавливаются поглазеть. Лекси садится на поезд, идущий вдоль извилистой береговой линии. Тео, прижавшись лицом к стеклу, изумленно выкрикивает: лошадь, ворота, трактор, дерево. Около полудня они прибывают на полуостров Дингл, и словарный запас Тео иссякает. «Море, — подсказывает Лекси, — пляж, песок».
Когда поезд замедляет ход и мимо проносится зеленая табличка «Скибберлоу», Лекси вскакивает, сажает Тео в рюкзак и взваливает на плечи, достает с полки чемодан. «Скибберлоу — Скибберлоу — Скибберлоу, — мелькает в окне, — Скибб…» Распахнув дверь, Лекси невольно отступает: платформы нет, внизу раскисшая дорога. Лекси выглядывает из дверей. Так называемая станция пустынна. Небольшой деревянный навес, зеленая табличка, два ряда путей — и больше ничего.
Лекси кидает на землю чемодан, потом спускается сама. Поезд со скрипом и лязгом трогается. Тео тараторит и визжит от восторга. Лекси поднимает из грязи чемодан, и, едва она подходит к деревянному навесу, перед ней вырастает человек.
— Простите, — обращается к нему Лекси, — не могли бы вы мне помочь?
— Вы, я полагаю, мисс Синклер из «Дейли курьер», — отвечает он отрывисто, выговор выдает британца. Значит, не Фитцджеральд. Лицо серьезное, волосы слегка взъерошены, воротник на сторону, пиджак расстегнут. Он с неприкрытым ужасом разглядывает Лекси — грязные туфли, ребенка за спиной, сбившуюся прическу, — но воздерживается от замечаний. Из чувства такта, как понимает Лекси. — Сюда. — Он протягивает руку к ее чемодану, берется за ручку.
Лекси не отпускает чемодан.
— Я сама, — говорит она, — спасибо.
Ее спутник, пожав плечами, выпускает ручку.
На обочине их ждет грузовичок с открытым верхом, под слоем грязи и ржавчины едва угадывается красный цвет. Ее провожатый карабкается на водительское сиденье, пока Лекси пристраивает чемодан в кузове, среди корзин для собак и рулонов проволочной сетки.
Лекси устраивается на пассажирском сиденье, с Тео на коленях, и, когда они выезжают на главную дорогу, внимательно оглядывает человека за рулем. Замечает очки в нагрудном кармане твидового пиджака, синее чернильное пятно на указательном пальце правой руки, книгу между сиденьями, а рядом — английскую газету недельной давности (это не «Курьер», а их главный конкурент); замечает откинутые со лба волосы, седину на висках.
— Я полагаю, — начинает она, — вы работаете с Фитцджеральдом?
Ее собеседник, как она и ожидала, хмурится:
— Нет.
Некоторое время они едут по узкой дороге молча.
— Брум-брум, — гудит Тео.
Лекси улыбается ему, провожает взглядом придорожную церковь, из деревянных дверей которой выходит женщина.
— Вы его друг?
На этот раз он не хмурится, лишь отвечает «нет», почти не разжимая губ.
— Сосед?
— Нет.
— Родственник?
— Нет.
— Слуга?
— Нет.
— Агент? Врач? Священник?
— Ни то, ни другое, ни третье.
— Скажите, вы на любой вопрос отвечаете так односложно?
Он бросает взгляд в зеркало заднего вида и, одной рукой держась за руль, другой потирает подбородок. Дорога вьется и вьется. Черные кривые ветви терновника, осел на привязи.
— Строго говоря, — отвечает ее собеседник, — это были не вопросы.
— Вопросы.
— Нет. — Он качает головой. — Не вопросы, а утверждения. Вы утверждали: «Вы работаете с Фитцджеральдом. Вы его родственник», а я отрицал.
Лекси смотрит в упор на чужака, который вторгся в область, где она — специалист.
— Утверждение может выступать в роли вопроса.
— Не может.
— С точки зрения грамматики — может.
— Нет. В суде это не пройдет.
— Мы не в суде, — возражает Лекси. — Мы, насколько я знаю, в вашем грузовике.
— Грузовик! — выкрикивает Тео.
— Не в моем, — поправляет человек за рулем. — В грузовике Фитцджеральда. В одном из его грузовиков.
— Так вот вы кто — юрист?
Он на секунду задумывается. И отвечает:
— Нет.
— Адвокат? — предполагает Лекси.
Он качает головой.
— Судья?
— Тоже нет.
— Шпион? Тайный агент?
Впервые за весь разговор он смеется, и смех у него на удивление приятный — звучный, бархатный. Услышав этот смех, хохочет и Тео.
